С момента аварии на Чернобыльской атомной электростанции прошло более трех десятилетий, но до сих пор ощущаются последствия этой трагедии. Авария на ЧАЭС, произошедшая в 01:23:47 в субботу 26 апреля 1986 года, стала самой страшной и крупномасштабной ядерной катастрофой в истории человечества. Это одно из двух техногенных бедствий, оцененных в семь баллов по Международной шкале ядерных событий. В своей книге на эту тему писатель С.Алексеевич отмечает: «Меньше недели понадобилось, чтобы Чернобыль стал проблемой всего мира…». Проблемами со здоровьем на всю жизнь обернулась эта авария для многих советских граждан, участвовавших в ликвидации ее последствий. В их числе наш земляк из с.Белоярка Николай Скуржинский.
80-ые годы ХХ века уроженцы советской эпохи вспоминают с ностальгией: жили спокойно, размеренно и стабильно, все давно уже отвыкли от бед и невзгод. Жизнь героя нашей публикации в то время тоже складывалась вполне благополучно. Николай Леонидович Скуржинский трудился на пожарном посту в селе, которое тогда относилось к колхозу им.М.Фрунзе, обзавелся семьей, воспитывали с супругой двоих детей. Когда разнеслась весть о взрыве в Украине на Чернобыльской АЭС, повестку в районный военкомат получил не сразу, с того момента прошло больше года. Борьба с последствиями аварии была еще в самом разгаре и требовались новые, свежие силы ликвидаторов. Н.Скуржинского призвали в сентябре 1987 года. Цель вызова не скрывали, сразу сообщили, куда придется ехать ему и еще группе жителей нашего района.
Прибывших на место службы поселили в палаточном городке, где расположился целый полк, в котором два батальона занимались дезактивацией домов, а Н.Скуржинский вошел в состав третьего, инженерно-технического батальона. Первое, что он и его соратники почувствовали, ступив на эту многострадальную землю — сладковатый привкус во рту, но не от того, что в этом фруктово-ягодном крае в начале осени кругом на деревьях и кустарниках висели спелые, сладкие, румяные плоды. Такой вкус имела радиация…
На второй день пребывания в Чернобыле, Николаю Леонидовичу дали грузовик — «ЗИЛ-131», на котором он возил личный состав, а через неделю он сел за руль УАЗа, осуществляющего химразведку. На этом автомобиле мой собеседник передвигался по загрязненной территории вне зоны самого атомного реактора и производил замеры радиации. Из средств защиты выдали только маски из ткани, чем-то похожие на те, которые мы использовали все два года пандемии. Не трудно себе представить, насколько они были неэффективны при радиации. Кроме того, на шее все ликвидаторы носили специальный кулон — прибор измеряющий уровень облучения организма, его часто меняли, но показатели, как говорится, оставались тайной за семью печатями. В столовой, где питались солдаты, находился стенд, на котором ежедневно обновляли информацию по общему радиационному фону на территории. Но уровень радиации Николай Леонидович знал и без этого, ведь замеры делал прибор его автомобиля. По его словам, в разных местах регистрировалась разная степень загрязненности, часто прибор сигналилизировал, что радиационный фон зашкаливает, а порой, даже отключался. Но, несмотря ни на что, все работали ответственно и самоотверженно, с честью выполняли свой долг.
— Мы не могли отказаться, ведь на службу призвала страна, к тому же, ни совесть, ни воспитание не позволяли это сделать. Все знали: кто, если не мы. И если не мы, то значит, кто-то вместо нас… Выбора не было, да и об опасности мы не думали, в свои 35-40 лет были полны сил и энергии. Лично я не очень переживал еще и потому, что служба моя проходила в ракетных войсках стратегического назначения. При заправке ракет определенное соприкосновение с радиацией происходило, к примеру, от ядерной боеголовки, но вроде все обошлось. А еще в армии я получил допуск в аварийно-спасательные команды, что значилось в военном билете, наверное, это сыграло роль в том, что меня призвали в ряды ликвидаторов, — говорит собеседник.
Конечно, он вряд ли представлял тогда масштабы угрозы своему здоровью, когда ехал в Чернобыль.
В ликвидации аварии на ЧАЭС участвовало огромное количество людей и техники, технические средства не выдерживали, становились непригодными, проработав всего лишь месяц или чуть больше, их отправляли на «кладбище». Самым крупным и самым известным отстойником зараженной, «фонящей» техники был населенный пункт Рассохи недалеко от Чернобыля, туда лично отогнал и свой рабочий авто Н.Скуржинский, взамен получив другой.
Живые организмы тоже реагировали на воздействие радиации, но у некоторых проблемы появились спустя время, у некоторых сразу. Николай Леонидович не раз вспоминал печальное зрелище по пути из Чернобыля в Припять — безжизненный, порыжевший в один миг дубовый лес, ежика без иголок и куриц без перьев. А еще он помнит случай в бане, когда земляк-сослуживец намылил голову, и смыл вместе с пеной часть своей густой шевелюры. На волосяной части головы товарища остались два больших лысых пятна. Помнит Николай Леонидович много печальных моментов: как хоронили дома и деревни в Республике Беларусь, куда посылали его в командировку. На белорусской территории он также на своем авто проводил замеры радиации. Помнит он свои выезды на дежурство с сотрудниками милиции в населенные пункты вблизи ЧАЭС, куда возвращались «самоселы», несмотря на запрет, куда стремились за наживой мародеры, несмотря на то, что все предметы заражены радиацией. Недаром говорят: «Кому война, а кому мать родна».
В общей сложности прослужил герой нашей публикации 75 дней. Вернувшись домой, Николай Леонидович вышел на работу, на которой пробыл пару лет, затем здоровье стало стремительно ухудшаться, в 2000 году прошел лечение в госпитале и сразу получил II группу инвалидности. Почти такая же участь ждала каждого ликвидатора, кто-то раньше заболел, кто-то позднее.
— Из 18 товарищей, с которыми мы жили в одной палатке, шестерых уже нет, они едва дожили до 50 лет, другие постоянно проходят курсы лечения. Мы держим связь друг с другом. Служба, трудности, общее дело нас сдружили, — делится собеседник.
Да и можно ли забыть тех, с кем шли, как по «лезвию ножа», с кем вместе познали страшные проявления Чернобыльской трагедии.
С тех пор 26 апреля стал Международным днем памяти жертв радиационных аварий и катастроф. Наш долг сегодня помнить о людях, рисковавших своей жизнью, спасая не только свою страну, но и все человечество.
Алла Бочкор
